Так почему же не Софья?! Раз уж на ее стороне и право старшинства, и личные качества. Если быть циничным политиком, то на ее стороне еще и клан Голицыных, с его огромными связями, капиталами, должностями; не говоря о том, что один Василий Голицын стоил целой армии, знаете ли.
Тем не менее ни один голос не прозвучал в пользу Софьи, и объяснить это я могу только одним способом — все-таки вручить власть женщине Россия не была готова. Может быть, почти готова… Но именно что «почти», а не совсем. После смерти Федора Боярская дума высказалась за то, чтобы собрать Земский собор из представителей всех сословий и всей Русской земли, и пусть Земский собор и выбирает, кому быть царем — Ивану или Петру (кандидатура Софьи никем ни разу не называется). По законам того времени так и надо поступать — собирать Земский собор. Только вот клан Нарышкиных разыграл собственный сценарий…
В этом сценарии очень большую роль играл патриарх Иоаким. Злые языки говаривали уже в то время, что именно патриарх Иоаким — настоящий отец царевича Петра, потому он так в его пользу и радеет… Этот слух оказался настолько устойчивым, так много людей вполне серьезно отстаивают его справедливость, что ученые пытались даже сопоставить антропологические данные Иоакима и Петра — форму ушей, лицевой части черепа… Принято полагать, что существуют формулы соотношения частей лица и черепа, позволяющие «совершенно точно» устанавливать физическое отцовство. По отношению к Иоакиму, правда, надежных данных не получено… Еще одна тайна, которая вряд ли когда-нибудь однозначно откроется, разве что восстанет из гроба Иоаким и поведает ее во всех подробностях.
Попрощавшись с покойным царем и подойдя к руке и Ивана, и Петра, патриарх с архиереями спрашивают у бояр: кто же из двух царевичей должен сделаться царем? Заметим, что кандидатура Софьи не обсуждается и даже не ставится. Бояре отвечают, что решать это должны «люди всех чинов Московского государства», то есть напоминают патриарху то, что ему прекрасно и так известно, — что царей в Московии выбирают Земские соборы.
Тогда патриарх Иоаким делает следующий ход… По одним данным, тут же, прямо с дворцового крыльца, по другим данным, назавтра, во время богослужения, он вышел на церковное крыльцо и спросил, крикнул в толпу: мол, кого «народ» желает видеть на царстве, Ивана или Петра?!
Достоверно известно, что в толпу уже заранее запустили специальных людей в железных панцирях и с ножами. Тех, кто кричал «Хотим Ивана!», резали, и было несколько убитых. В результате толпа почти единогласно проорала, что «хочет Петра!» Переворот? Нет, еще вовсе не переворот, потому что толпа могла орать все, что ей вздумается, и никакой законной силы ее вопли не имели, разумеется. Так же в наше время не будет иметь никакой законной силы «решение» толпы об избрании своего «президента» или, допустим, о прекращении полномочий Государственной Думы. Мало ли кто и что болтает… Земский собор — это встреча людей, выбранных и уполномоченных своими землями и своими сословиями; это легитимный орган власти, отправляющий важнейшую государственную функцию. Земский собор — это ни в коем случае не «такая толпа»; это аналог любого выборного органа власти типа Генеральных штатов во Франции или парламента в Англии.
Нарышкины сорвали созыв органа власти и спровоцировали действия толпы. То есть фактически начали гражданскую войну — пока «холодную». «Горячей» ее сделали стрельцы.
Справедливости ради, волнения стрельцов начались еще в последние недели жизни Федора Алексеевича. Причина была простая — стрельцы били челом на своего полковника: он, мол, вычитает у них по половине жалованья. Федор Алексеевич поручил Языкову расследовать дело, и Языков доложил: мол, стрельцы оболгали полковника. Челобитчиков били кнутами и разослали в ссылки, чтобы они не смели говорить гадостей про полковников. Есть довольно обоснованная версия, что Языков не хотел ссориться с Юрием Алексеевичем Долгоруким, главой Стрелецкого приказа. Может быть…
А уже 23 апреля стрельцы опять подали челобитную, на другого полковника — Грибоедова. Теперь они передали ее через выборного человека, прямо в Стрелецкий приказ. Долгорукому доложили, что стрелец этот пьян и говорит про него «слова непригожие». Так ли было или подчиненные Долгорукого спешили выслужиться, неизвестно. Но совершенно точно известно, что Юрий Алексеевич велел поймать и высечь челобитчика перед съезжей избой. Но когда стрельца вывели на площадь и прочли приговор, он закричал в толпу: «Братцы! Ведь я по вашему желанию и приговору подал челобитную! Так почто же вы позволяете чинить надо мною поругание?!»
Стрельцы бросились на приказных, смяли их и увели товарища в казармы. Заволновались стрельцы почти во всех полках, потому что во всех полках были похожие проблемы. Правительство пыталось предупредить бунт, отставив Грибоедова из полковников, отняв у него имения и сослав в Тотьму.
Но уже через три дня после смерти Федора Алексеевича явились выборные из 16 стрелецких полков и из Бутырского полка и требовали, чтобы были схвачены полковники, которые «вымучивали» деньги у стрельцов, а иначе угрожали «промыслить о себе сами» — перебить полковников и разграбить их дома. Почти в таких же и в несравненно более грозных обстоятельствах в 1648 году Алексей Михайлович сумел погасить пламя уже полыхавшего восстания.
Но в 1682 году не было в правительстве человека, который мог бы и хотел остановить начинающиеся события, и они все больше выходили из-под контроля. С трудом уговорили стрельцов не требовать выдачи полковников «головою», но и во время правежа, когда полковников Карандеева и Грибоедова били кнутами, а остальных батогами, стрельцы кричали «давай!» или «довольно!», и палачи им подчинялись.