Но ведь и остальные члены Боярской думы не просто получили право в ней заседать за знатность рода. Был хоть какой-то отбор, хоть какие-то качества людей учитывались. И если одни бояре «на спрос государев, брады свои уставя, ничего не отвещали», то другие вели себя все же куда более активно.
А в палату лордов попадал всякий, кто наследовал потомственный титул пэра. Всякий. Такие, например, как лорд Карнарвон, который во время шумных дебатов поддувал вверх перышки, чтобы они подольше держались на воздухе; или как один из герцогов Суффолкских, который, попав в палату лордов и сев на свое место, тут же каменно засыпал, и ни разу за 30 лет не удалось его добудиться до конца заседания. И эти, и некоторые другие пэры находились то ли на грани, то ли уже за гранью психической вменяемости, но они сделали главное, что нужно для их пребывания в палате лордов: они родились в семье пэра и дождались смерти главы семьи, чтобы получить этот титул.
Конечно, какой-то процент лордов король вводил в палату пэров «за особые заслуги», пожизненно, но и без права передачи по наследству. В наше время таких «непотомственных» пэров довольно много: по одним данным, около 20 % численности всех лордов, по другим — даже все 30 %. Но в XVII веке такие люди были единичны; гораздо более редки, чем думные дьяки в составе Боярской думы.
Ну, и в чью пользу различия?
Если говорить о «третьем элементе» Земского собора, некоего аналога палаты общин, то и его опора оказывается шире и демократичнее. Своих представителей в Земский собор выбирали все служилые люди, все посадские люди, все черносошные крестьяне. Конечно, не выбирали своих представителей владельческие крестьяне, холопы и «вольница».
Но право избирать в Земский собор не обусловливалось никаким имущественным цензом. И право быть избранным тоже не обусловливалось!
Конечно, выбирало на Руси меньшинство. И у посадских, и у черносошных людей фактическими субъектами права были только большаки, главы семей. Они на волостных сходах и выбирали представителей на Земские соборы.
Но даже с учетом этих важнейших обстоятельств получается, что в Московии на Земский собор выбирали представителей примерно 5–6 % населения — существенно больше, чем в Британии.
Земские соборы позволяли большему проценту населения участвовать в принятии решений, чем парламент позволял британскому. В XVII веке больший процент московитов был субъектом права, нежели процент британцев.
При этом московиты могли принимать законы, которые кажутся нам сегодня довольно дикими. Например, Земский собор 1648 года, составлявший Соборное уложение, принял ряд законов, ограничивающих права посадских людей. С одной стороны, Уложение положительно сказалось на стабильности жизни и материальном положении посадских; с другой — посадским людям теперь стало почти невозможно выходить из городского тягла, переезжать в другие города, и даже ценой дачи кабальной записи они, как правило, не могли освободиться — если посадский не мог никого поставить вместо себя в тягло, «закладная» признавалась недействительной.
Больше того, посадских стали возвращать на прежние места, так сказать, по месту несения тягла. «А которые… посадские тяглые люди сами или оты их в прошлых годах живали… на посадах и в слободех в тягле… и тех всех сыскивати и свозити на старые их посадские места… бесповоротно». За укрывательство же беглого посадского полагалось наказание кнутом и штраф, притом что за укрывательство крестьянина кнутом не били, ограничиваясь штрафом.
Положение посадских стало напоминать положение даже не черносошных, а владельческих крестьян — тех тоже в случае побега от законного владельца можно было искать «без урочных лет», то есть вечно, и даже штраф был точно такой же.
Посадские люди участвовали в составлении Соборного уложения, и текст, выработанный совместно, скреплен их подписями! Получается, что посадские люди сами себя закрепостили?! Да, получается так — посадские люди закрепостили сами себя! Но я ведь не утверждал и того, что московиты мыслили так же, как британцы. Нет, конечно! Строй их представлений очень далек и от британских, и от российских представлений нашего времени. Московиты вовсе не ценили свободы и не видели резона в том, чтобы «бороться за свободу». Как правило, они этого и не делали, очень легко меняя свободу на стабильность, защищенность, материальные ценности.
Но посадские люди, в том числе их представители, могли выбирать степень своей несвободы. Они выбрали неправильно? Очень может быть. Я и не утверждаю, что сделанные ими выборы — обязательно самые лучшие, что крепостное право есть нормальное состояние русского человека и что нам тоже необходимо полюбить крепостное состояние и всячески к нему стремиться. Я утверждаю только, что возможность выбирать законы, по которым им надлежало дальше жить, у московитов была даже большей, чем у британцев.
Но мы, получается, уже начинаем обсуждать законодательную сторону работы Земских соборов.
Итак, вот третья сторона их работы: Земские соборы были мощным законодательным инструментом, и в их праве создавать основные законы страны как раз не сомневался совершенно никто: ни царь, ни Боярская дума, ни основная масса населения. Британский парламент в ожесточенной борьбе с королем отвоевывал себе право создавать все более значительные законы: шажок за шажком. Земский собор изначально возник как законотворческий орган. Именно Земские соборы издавали самые важные, основные законы, а законотворчество царя и Боярской думы было значительно менее серьезным.